Русскому языку дефолт не грозит
- 13.02.2014 14:17
Что говорят сейчас о нашем языке? Что теряет он свою былую красу и мощь. Упрощается, опошляется. Какие-то уродливые выражения появились: «увеличиться в разы», «шаговая доступность», «продвинутый». Засорили мы свою речь полублатным жаргоном: «по понятиям», «по жизни», «круто». Вводным словом «блин» щеголяет не только шпана, но и так называемая элита общества. Да и русский ли это язык, если он прирастает одними иностранными новинками, если в нем кишмя кишат «мерчандайзеры» и «промоутеры», «девелоперы» и «фрилансеры»!
Запретить импорт чужих слов! Зачем нам «бутик», когда можно сказать по-русски – «лавка»? И вообще, хорошо бы вернуться к старине, возродить дореволюционную орфографию с «ятями» и «ерами»!
Революционеры и консерваторы
Слыша этот тревожный хор (а порой различая в нем и свой собственный голос), я прежде всего думаю: хорошо, что люди неравнодушны к судьбе родной речи. Беспокойство за нее может быть плодотворным, а вот для паники оснований нет. Язык – не беззащитная овечка, он вполне может за себя постоять. От всего случайного, наносного, фальшивого он постепенно избавляется сам. Уж как корежили наш .великий и могучий. в советские времена! Школьных работников называли «шкрабами», идейных противников – «отщепенцами», расстрел невинных – «высшей мерой социальной защиты». Джордж Оруэлл в своей знаменитой книге «1984» назвал тоталитарный язык newspeak, на русский это перевели как «новояз». Так вот, советский новояз довольно быстро состарился, забылся, в нем разбираются теперь только лингвисты и историки. Кто сейчас помнит, что в период правления Брежнева третий год пятилетки называли «решающим», четвертый – «определяющим»? А нынешним детишкам уже нелегко будет объяснить само слово «пятилетка», так же как слова «стахановец» или «октябренок». Дайте небольшой срок – русский язык очистится и от новейшего сора постсоветской эпохи.
Но вот в чем несправедливо винят большевиков, так это в «искажении» орфографии. Реформа русского правописания 1918 года готовилась классиками отечественного языкознания задолго «до того». Первый ее проект обсуждался еще в 1912 году. Радикально настроенный академик Фортунатов предлагал даже писать «ночь» без мягкого знака и «чорный» вместо «черный». После его смерти академик Шахматов в 1917 году предложил от этих двух крайностей отказаться, а остальные одиннадцать пунктов оставить. Их и утвердил потом Совнарком своим декретом. Замена «ятя» на «е», упразднение «фиты» и буквы i, отказ от твердого знака в конце слов после согласных – все это были меры, абсолютно необходимые и неизбежные. Тем, кто тужит по дореволюционной орфографии, я предложил бы для эксперимента написать с ее соблюдением хотя бы пару фраз. Вы знаете, где писать «ять», а где «е»? Вот то-то и оно. Гимназисты специально заучивали стишок про «бело-серого бедного беса», где все слова были с «ятем». А сейчас... Газета «Коммерсант» завела себе стилизованный логотип «Коммерсантъ» в память об одноименном дореволюционном издании и условным своим сокращением сделала «Ъ», то есть твердый знак (который, как извест но, называется «ер»). Что ж, в этом есть некоторая оригинальность, «прикольность», говоря по-молодежному. Но что выяснилось? Многие журналисты в своей устной речи именуют символ «Ъ» «ятем»! Грамотеи, ничего не скажешь! А владельцы одного московского ломбарда украсили свое заведение вывеской «Ломбардъ», то есть хотели твердым знаком на конце слова блеснуть, а нарисовали «ять», и у них получилось какое-то нелепое «ломбардe».
А еще одна смешная история приключилась с фильмом Никиты Михалкова «Сибирскiй цирюльникъ» – да, именно так было в титрах стилизованно подано его название. Две орфографические детали изображены верно: «i» в окончании прилагательного, твердый знак на конце у «цирюльника». И все равно неправильно! Это слово писалось с «ы» после «ц», причем не только до революции, но и вплоть до 1956 года, когда в правила русского правописания в последний раз были внесены небольшие и очень тактичные поправки.
И сейчас, полвека спустя, кое-какие мелочи в наших правилах стоило бы подчистить. Скажем, школьников учат писать: «пол-лимона», «пол-яблока», но «полмандарина». Дескать, перед согласными, кроме «л», этот «пол» должен к слову прилипать прочно. А почему бы не привести к единой системе? Вот я написал: «пол-мандарина». Вас это шокирует? Или запутанный вопрос со сложными прилагательными: «научно-исследовательский» пишется через дефис, а «естественнонаучный» – слитно. Разве не естественнее, не ближе к духу языка и к здравому смыслу было бы написание «естественно-научный»? А какая морока – различать «н» и «нн» в отглагольных бесприставочных прилагательных! «Жареный карась», но – «жаренный в сметане карась». Не сделать ли в обоих случаях одно «н»? Вот такого рода деликатные изменения предложила несколько лет назад Орфографическая комиссия Института русского языка. Но вместо того чтобы это все спокойно и компетентно обсудить, некоторые наши Швондеры и Шариковы завопили: «Караул!» и стали выступать против мифической «реформы русского языка»...
Внимание! «Реформа языка» невозможна по определению – так же, как «реформа» простых чисел или «реформа» химических элементов. Язык по природе своей реформированию не поддается. Мы можем варьировать только его графическую одежду, но тело останется нетронутым. Разоблачители пресловутой «реформы языка» будут уже в недалеком будущем выглядеть так же, как тот персонаж Аркадия Райкина, что выступал с речью «Генетика – продажная девка империализма». А небольшой косметический ремонт нашим правилам орфографии и пунктуации просто необходим.
Есть, впрочем, вопросы, на которые с ходу не ответишь. Как быть, например, с буквой «ё», которую на письме и в печати обычно заменяют на «е»? Иногда это ведет к путанице, не поймешь: «все» или «всё»? Бывает «ё» необходима при передаче иностранных имен и фамилий: например, Роберт Бёрнс. «Ё» теперь сохраняет свои права главным образом в детских книжках и учебниках, но есть писатели, которые последовательно ставят две точки над этой буквой повсюду, в частности Александр Солженицын. Возникло движение за «ё-фикацию» всей страны, памятник букве «ё» воздвигли в Ульяновске-Симбирске, на родине Н. М. Карамзина (считается, что он первым начертал «ё» в своем тексте в 1797 году). Все это заслуживает внимания как лингвистическое творчество, как своего рода культурная игра. Когда эта игра действительно культурная. Но вот в Интернете появился «ё-фикаторский» сайт с таким слоганом: «Почему же, ё-моё, ты нигде не пишешь «ё»?. Не бог весть как остроумно, да и с запашком. Все-таки «ё-моё» – звук не совсем пристойный, это, как говорят лингвисты, эвфемистическая замена другого выражения, матерного. Конечно, «ё-моё» широко распространено, но в интеллигентной речи, особенно публичной, оно категорически неприемлемо. Невольно вспомнился анекдот про генерала, который прилюдно отчитывал своего денщика за одно грубое словцо, прибегая при этом к трехэтажному сквернословию. Борясь за «сохранение» русского языка, не худо бы нам самим сохранять необходимое достоинство и чувство словесного такта.
И, конечно, чувство юмора. Корней Иванович Чуковский, великий детский писатель и не менее яркий филолог, рассказал такой эпизод из своего отрочества. Директор гимназии Юнгмейстер, преподававший русский язык, заявил на уроке, что слово «отнюдь» устарело и вот-вот сгинет.
Юный Чуковский (тогда еще – Коля Корнейчуков) решил спасти умирающее слово и подговорил своих товарищей как можно чаще его употреблять. Почти на все вопросы педагога гимназисты дружно отвечали: «Отнюдь!» За что потом зачинщик лингвистического бунта был оставлен в классе на два часа без обеда. Умора! Но если мы сейчас, более чем сто лет спустя после описанного эпизода, заглянем в современные толковые словари, то увидим, что «отнюдь» там присутствует в лучшем виде! Причем без пометы «устарелое». Чуковский и его команда победили!
Так что если не занудствовать, не поучать других, а действовать творчески, то можно чего-то добиться. Вы, наверное, обратили внимание, как меняется склонение географических названий. Раньше все говорили: живу «в Измайлове», «в Переделкине», «в Комарове». Это и сейчас остается нормой, но и в устной, и в письменной речи все чаще встречается: «живу в Измайлово», «в Переделкино», «в Комарово». Некоторые языковеды уже готовы дать зеленый свет новому и, на мой вкус, вульгарному варианту. Даже теоретическую базу под это подвели: дескать, в русском языке идет усиление «аналитизма». Но, как говорится, бабушка надвое сказала. Если мы будем держаться за старую благородную норму и упорно склонять топонимы, так, может быть, и приостановим процесс примитивизации.
Каждый человек имеет право на вкусовые предпочтения и даже на речевые причуды. Лично мне, например, не нравится, что в слове «ракурс» ударение передвинули на первый слог, и я говорю так, как рекомендовал словарь Р. И. Аванесова и С. И. Ожегова в 1960 году: «ракУрс.. Или слово «фОльга»: в том же словаре произношение «фольгА» отвергалось как неправильное. Потом как-то потихоньку его допустили в качестве равноправного варианта. А теперь вульгарная «фольгА» объявлена единственной нормой. Душа моя этого принять не может, поскольку в памяти прочно сидит четверостишие пушкинского друга Антона Дельвига:
Певец Онегина один
Вас прославлять достоин, Ольга,
Его стихи блестят, как злато, как рубин,
Мои ж – как мишура и фольга.
Какая рифма: «Ольга – фольга»! Ну, как можно отступиться от нормы пушкинской эпохи! Но вот недавно в магазине попросил я у молодой продавщицы продать мне рулон «фОльги». И она просто не поняла, о чем речь, удивленно переспросила: «Что-что?» Пришлось сдаться: «Ладно, давайте фольгУ!».
О пользе двуязычия
Борьба с засильем иностранных слов безуспешно ведется в нашей стране уже двести лет. Начал ее лидер «Беседы любителей русского слова» адмирал Александр Семенович Шишков. Легендарными стали его «мокроступы» – замена немецко-французских «галош». Владимир Иванович Даль, немец по происхождению, тоже не жаловал «чужесловы» (его термин) и в своем «Толковом словаре живого великорусского языка» предложил для них немало русских эквивалентов: «патриот» – «отчизник», «логика» – «умо словие», «интимный» – «таимный». Parlez russe! – взывали к своим собратьям-дворянам писатели-славянофилы. «Русский язык мы портим, – сокрушался Владимир Ильич Ленин. – К чему говорить «дефекты», когда можно сказать «недочеты», или «недостатки», или «пробелы»?» Даже Борис Николаевич Ельцин однажды отличился на этом поприще. Знакомый немец, не знающий нашего языка, со смехом пересказывал мне по-английски процитированное в западной прессе высказывание первого президента России: «Зачем нам английское слово «ваучер», если есть нормальное русское слово «чек»?»
Обратите внимание: страстные защитники русского языка – это (за исключением последнего примера) люди, свободно владевшие не менее чем двумя иностранными языками. Пусть они в чем-то перебарщивали, но именно владение чужой речью усиливает остроту восприятия родного языка, привязанность к нему. Есть такая закономерность. Москвич, побывавший в Пале-Рояле и в Тауэре, больше начинает ценить и понимать красоту Новодевичьего монастыря и Петровского дворца.
В советское время иностранные языки преподавались в школах и вузах формально и халтурно. Свободно ими владели главным образом дипломаты, разведчики и переводчицы из «Интуриста». Языковой барьер между СССР и Западом был составной частью пресловутого «железного занавеса». Политическое «единомыслие» подкреплялось реальным «одноязычием» большей части населения. А чужой язык может дать другую точку зрения на мир. Помню, как, будучи второкурсником, я читал в Библиотеке иностранной литературы одну американскую монографию о Достоевском. И там нашел такую фразу: «Все настоящие русские писатели – от Пушкина до Пастернака – находились в оппозиции к существующему режиму». Я даже вздрогнул и огляделся по сторонам. Читаю «антисоветчину». Могут посадить. Это было как раз в момент, когда арестовали крамольных писателей Синявского и Даниэля и пропаганда порочила их почем зря.
Тогда в стране была одна на всех КПСС. Ну, «партия» и «партия» – нормальное русское слово, как тот же «чек». Но английский язык ехидно намекал на то, что part – это «часть», а не целое. Поддержала это ощущение и латынь – тоже предмет довольно антисоветский, поскольку простейшие грамматические примеры в учебнике давались из римского права, в советские времена отмененного и забытого: Audiatur et altera pars! («Да будет выслушана и другая сторона!»). Не значит ли это, что в полноценном обществе необходима другая сторона (pars, part), что партий в демократическом государстве должно быть как минимум две?
Вот чему учит двуязычие. Кстати, владение латынью помогает избегать научной «зауми» и не пользоваться без нужды нарочитыми иноязычными терминами. Никогда я не напишу: «каузально-темпоральный», а предпочту «причинно-временной», потому что смысловой разницы никакой. И не стану кокетливо писать вместо «повествование» – «нарратив», как это любят делать те, кто латыни не изучал и мудреные слова воспринимает как нерасчленимые иероглифы.
То же и с английским. Люди, им не владеющие, впадают в рабскую зависимость от слов-«оккупантов», не умея при возможности заменить «мессидж» на «сообщение», «спонсора» – на «поручителя». Часто они пользуются англицизмами, не ощущая внутренней формы слова. Так, иные редакторы толстых литературных журналов говорят: мы не гонимся за читательским успехом, печатаем «качественную литературу» и тем самым поддерживаем литературный «мейнстрим». Хорош «стрим» (stream – «поток, струя»), если его нужно нянчить и поддерживать! Нет, «мейнстрим» в литературе сейчас – это все-таки популярные в массах Пелевин, Сорокин и Акунин. А добропорядочная и притом нечитабельная проза – это стоячая вода. Лужа или болото.
Владение английским языком становится у нас, как и во всем мире, необходимым условием существования человека в цивилизованном мире. Это факт неоспоримый. Нужен единый международный язык, в качестве которого когда-то предлагались искусственные – волапюк, эсперанто. Но не привились они: все-таки лучше пользоваться языком естественным. Английский с его не слишком сложной грамматической системой на эту роль подошел больше, чем другие. Лично я благодарен этому языку за возможность контактов и разговоров не только с англичанами и американцами, но и с немцами, швейцарцами, шведами, норвежцами, арабами... Да и молодые французы уже не стесняются говорить на «англезе» – в отличие от старшего поколения, которое строго блюдет «франкофонию». И мы тоже когда-нибудь сможем провозгласить «русофонию», то есть абсолютный приоритет русского языка. Для этого нужно совсем немного – насоздавать побольше чего-то ценного и конкурентоспособного (не «конкурентНоспособного», как ошибочно говорят некоторые!). Когда-то наша страна первой запустила спутник, и весь мир назвал его – sputnik. Так что есть хорошие прецеденты.
Конечно, лучше бы не приходили к нам такие страшные и некрасивые слова, как «дефолт». По-русски это понятие не обозначишь короче, чем «отказ платить по обязательствам». Но если не повторится всероссийский финансовый обвал, то тогда и не будет повода противное слово употреблять. Останется оно в словарных запасниках, как обозначение одного неприятного события, имевшего место в 1998 году. Чтобы улучшить язык – надо жизнь улучшать. Другого способа наука пока не знает.
Язык аристократии и язык плебса
Хотя нет, есть еще один. Улучшать свою собственную речь. В сугубо индивидуальном порядке. И здесь буквально каждому человеку есть над чем поработать. Филологи смеются, когда слышат: «Он таким-то языком владеет в совершенстве» (вместо «владеет свободно»). Да в совершенстве ни один из нас своим родным языком не владеет! Хотите небольшой тест? Вот несколько контрольных вопросов:
1. Различаете ли вы глаголы «одеть» и «надеть»? Правильно будет: «одеть ребенка» и «надеть пальто». «Я одел пальто» – непростительный прокол.
2. Как вы скажете: «где бы я ни был» или «где бы я не был»? Правилен первый вариант, второй – грубая ошибка.
3. Как вы произносите слова: «бензин», «песня», «пенсия»? Правильно будет: «беНЬзин», «пеСЬня», «пеНЬсия». Замена отмеченных мягких звуков твердыми – серьезный речевой дефект (или, по-ленински говоря, недочет).
4. С каким ударением произносите вы глагольные формы «звонит», «звонят», «позвонит», «позвонят»? Ударение допускается только на последнем слоге. Тех, кто «звoнит», мы вправе спросить: «А где вы воспитывались?»
5. Прочитайте вслух фразу: «Бизнесмен сел в «Мерседес» и прислушайтесь к своему голосу. Если прозвучало: «БизнЭсмен сел в мерсЭдЭс» – то вы носитель образцовой речи. А если «БизнЭсмЭн сел в мЭрсЭдЭс» – то вы, простите, из простонародья.
Все пять пунктов – из разряда речевой гигиены, из категории «надо, надо умываться по утрам и вечерам». Не соблюдать эти правила просто стыдно. Но откуда взялся материал для моего теста? Из наблюдений над разговорной речью людей умственного труда (грузчики и сантехники в расчет не принимались), а также из опыта телезрителя (тут можно даже сказать: «телеслушателя»). Как неуклюже говорят с экрана министры и депутаты – все знают, это слишком легкая добыча для филологической критики. Но и научно-творческая интеллигенция изрядно опустилась в последние годы.
За всем этим стоят причины социальные, экономические. Все-таки бытие в значительной мере определяет сознание, в том числе и языковое. В советское время господствовал принцип уравниловки. Считалось, что все должны ходить в театр, читать Льва Толстого, слушать Бетховена и говорить интеллигентно. Был даже анекдот на эту тему: один работяга роняет на ногу другому что-то тяжелое, а тот ему делает замечание: «Извини, Федя, но ты не прав». Примерно так изъяснялись труженики в тщательно отредактированных фильмах и спектаклях, а их реальная речь воспроизведению не подлежала. Теперь наш язык стал честнее.
Не делает вид, что он один на всех. У одних субъектов языка преобладает в речи деловая лексика, у других – научная, у третьих – матерная. Общество стало дифференцированным – и по доходам, и по уровню жизни, и по знаниям, и по духовному развитию, и по степени владения родным языком. Лингвисты обычно разделяют литературный язык (его еще называют «кодифицированным») на разговорную речь и просторечие. Но жизненная реальность явно располагает еще к одному жесткому противопоставлению – речи, условно говоря, благородной и речи плебейской (без этого беспощадного слова не обойтись).
Эпоха «дикого капитализма» не вечна. Не вечен и порожденный ею убогий язык новых русских: «круто», «типа», «чисто конкретно», «бабки» и прочее. Новое поколение «мажоров» уже не сможет говорить на языке «лохов». Дети нынешних нуворишей («нуворишек», как удачно сострил русский язык), поучившись в элитарных школах и заграничных университетах, усвоят другие речевые навыки. Не хочу переоценивать отечественную буржуазию, но если у нее будет возможность стабильного цивилизованного развития, то после покупки дорогих автомобилей, особняков и картин придет и потребность в надлежащем «речевом имидже». Почему Элиза Дулитл в легендарной пьесе Б. Шоу «Пигмалион» захотела брать уроки родного английского языка у профессора Хиггинса? Потому, что она захотела поступить продавщицей в цветочный магазин, чтобы не торчать с утра до вечера с корзиной на Тоттенхем-Корт-Роуд. А от продавщицы требовался более высокий уровень речевой культуры.
Конкуренция – хорошая вещь. Хочешь подняться выше по социальной лестнице – учись говорить, как благородные люди, избавляйся от плебейских речевых привычек. Верю, что такой механизм заработает в России двадцать первого века. Открытость миру, взаимодействие русского языка с иностранными тоже будет этому способствовать.
Позволим себе помечтать. Представим, что наше высшее общество будет диктовать своим представителям не только «дресс-код», но и, так сказать, «спич-код». Что при приеме на приличную службу предпочтение будут отдавать девушкам с чистой речью, без «чо?» и «блин!» Что государственные мужи научатся склонять составные числительные – для начала хотя бы министр образования и министр культуры.
Что строгий «спич-код» будет беспощадно отсеивать телеведущих уровня Ксении Собчак, которая, хвалясь своим гардеробом, говорит: «одеваю платье». Да если бы только это! Речь у телевизионной псевдозвезды бледная и шаблонная, без творческой импровизации. На одном уровне с диковатыми участниками ее шоу. Хорошо, если нормой на ТВ станет язык и безупречный, и гибкий. Как, к примеру, у Максима Галкина, который не только решает, кому быть миллионером, но и по ходу передачи слегка просвещает полуграмотных игроков. А не владеешь такой речью – ищи себе русского Хиггинса и упрашивай его привести твой язык в божеский вид. Думая о будущем русского языка, я очень надеюсь, что придет конец тотальному сквернословию, что среди носителей благородной, аристократичной речи на мат будет наложено решительное табу. Здесь вот как раз не стоит подражать Западу. Дело в том, что в английском, немецком и французском языках непристойная лексика табуирована в гораздо меньшей степени, чем в русском. Когда смотришь американские фильмы, поражаешься изобретательности наших переводчиков. Какие только эпитеты они не находят: «проклятый», «чертов», «дурацкий», а все для одного прилагательного fucking! И правильно делают: переводить это слово на русский «прямым текстом» ни в коем случае нельзя. А вот я читаю недавний роман современного английского беллетриста Дэвида Лоджа Thinks... Там есть эпизод, когда сорокалетний профессор, соблазняя такого же возраста писательницу, без обиняков предлагает ей подняться в спальню и быть там very pleasantly fucked. Согласитесь, у нас люди такого возраста и социального слоя столь свободно не изъясняются. С интересом открыл через пару лет появившийся у нас русский перевод этой книги. В соответствующем месте читаю: «с удовольствием переспишь со мной». Что ж, правильное решение.
Или в Германии листаю случайно попавшуюся под руку тамошнюю версию журнала Cosmopolitan. Нахожу нечто вроде викторины, и один из пунктов прямо-таки филологический: объясните происхождение слова... Далее прямым текстом следует немецкое матерное обозначение женского полового органа. Все-таки в наших журналах до этого не доходит. Наш язык целомудреннее, он блюдет границы. Стоит ли его революционно перестраивать в этом отношении?
Но ведь матерятся же все кругом, – скажут мне. Ну, во-первых, не все, а во-вторых, мат тоже делится на две категории: богемный и плебейский. Служители муз во все времена не стеснялись в выражениях. Но как ругались настоящие актеры! Хорошо поставленным голосом, с виртуозными «загибами». Для многих рок-музыкантов нецензурная брань является необходимым творческим материалом, да и то: как мне кажется, у известного Шнура (группа «Ленинград») сквернословие какое-то напускное, рассчитанное, не от души идущее. Но это всё богема, особая субкультура, со своими специфическими речевыми нормами. А когда человек, далекий от искусства, однообразно и буднично матюгается, это просто плебей, человек второго сорта. Людям же солидно-благородным нецензурная лексика не к лицу. Не стоит материться профессору, шеф-редактору, советнику по инвестициям...
Впрочем, довольно «негатива», перейдем к позитивным рекомендациям. Как правильно пользоваться русским языком? Ответ предельно прост: с удовольствием. Выбор любимого слова, выбор собственной речевой манеры – это примерно как выбор сорта виски или вида сигар. Надо довериться собственному вкусу – и пробовать, и вникать в оттенки. Как знатоки напитков отличают односолодовое виски от купажированного, а толковые курильщики распознают цвет табачного листа, так и умелые «пользователи» языка постигают его законы из любопытства, а не по обязаловке. И попутно узнают бездну занятного: язык, он же всего касается, во все влезает.
А потом они сами, по-своему решают, как произносить: «свет» или «сьвет», «дверь» или «дьверь», «одновременно» или «одновременно»? (Поскольку варианты здесь равноправны). Какой синоним предпочесть: «гостиница» или «отель», «грусть» или «печаль»? Какими фразами писать – плавными или рублеными? В итоге такие люди сотрудничают с языком на равных. Русский язык – фирма надежная, солидная. С почтенными традициями и недурными перспективами. Она никогда не обанкротится. Прибыль приносит в основном моральную, но это ведь тоже не пустяк. В общем, в этот бизнес стоит вложиться.
Cigar Clan 3'2006. Вл. Новиков
