Клан Тораньо
- 30.10.2013 17:25
Семейный портрет на фоне табачных листьев.
Когда у табачных листьев начинают опадать ворсинки, приходит время собирать урожай. Сочно-зелёные лопухи, созревая, светлеют, становятся желтоватыми, как старая бумага. Гирлянды табачных листьев свисают на проволоках, как сохнущие фотографии под потолком лаборатории. В духоте сушильных сараев на листах, проступают все оттенки коричневого, рыжего или бежевого.
Как в сепии. И если б это вправду были снимки, они стали бы документами особой южной жизни. На них отпечатались бы портреты землевладельцев и батраков, крестьян — гуахиро и крутильщиков сигар — табакеро: смуглые лица на смуглой коже растения, совершенная гармония идеи и материала. Лист за листом каждый высокий куст Nicotiana tabacum сделался бы генеалогическим древом одной из никотиновых династий. Таких, например, как семья Тораньо. Людей табака.
Патриарх
Куба далеко, Куба рядом. Это как посмотреть. Сантьяго Тораньо смотрел через океан. Щурился, вероятно, на остро бликующие под солнцем шелка Атлантики, повторяя мыслью маршрут Колумба.
По понятиям физической географии путь из точки А в точку Б был действительно неблизок. Но перспективы, открывавшиеся юному испанскому голодранцу из песков его нищей рыбацкой деревни, могли бы показаться блестящими лишь живописцу-маринисту. Если вы амбициозны, побережье Астурии начала двадцатого века не может служить стартом большим жизненным планам. А в бывшей колонии, там, где ещё Кортес грузил мексиканским золотом свои галеоны, удачливые соотечественники Сантьяго и их предприимчивые конкуренты-гринго ковали молодые капиталы, и этот звон беспрепятственно долетал из-за океана до ушей честолюбивых европейских мальчишек. Сантьяго прибыл на Кубу, когда ему было восемнадцать или девятнадцать. Пекарь, повар, грузчик — семейное предание сохранило лишь обрывочные сведения о ранних скитаниях Тораньо Первого. В потоке испанских эмигрантов он не выделялся особенным опытом или квалификацией, а потому хватался за любую работу, какую ему только могли доверить, — лишь бы она давала хлеб да табачок. Вот на табачок то, как вскоре стало ясно, и стоило обратить внимание.
Конкистадоры совсем не нашли на Кубе золота. Ни крупицы. Но в изобилии произрастающее на острове крупнолистное растение семейства паслёновых помогло забыть это разочарование. Табак заменил захватчикам солнечный металл. Завоеватели заразили Европу индейской привычкой — и их потомки на этом озолотились.
Испанцы стали первыми в Европе курильщиками. Первыми табачными плантаторами. Первыми торговцами дымным зельем. В конце концов, изобретателями современных сигар. До начала XIХ века они вообще были единственными табачниками в мире, силой оружия удерживая за собой монополию на этом рынке.
Сантьяго Тораньо был испанцем и, как большинство испанцев, любителем сигар. С переменным успехом пытая счастье на разных поприщах, он в конце концов занялся табачными спекуляциями: благо, в куреве разбирался неплохо. Брал сырьё на отдалённых плантациях, в глубинке, — сбывал в Гаване. Дело пошло в гору. Скоро у него завелась собственная лавка, а через четыре года вылупившийся из мальчишки-эмигранта торговец табачным сырьём уже перевёз на Кубу трёх своих младших братьев — вместе растить бизнес.
Так почти девяносто лет назад на Кубе объявился клан Тораньо.
Домочадцы
Подробности их .великого переселения. тонут в дымке истории — а может, в сигарном дыму. Заглядывая в прошлое сквозь прорехи этой завесы, мы видим большой дом, гостиную, полную разновозрастных жильцов. Идиллия в колониальном стиле: старый добрый Casa Сubana, где три поколения одного рода принимают гостей по вечерам, курят сигары, выпивают. И поют под испанскую гитару. Младенцы этого клана рождались курильщиками, росли среди табака — но никотиновые смолы, тем не менее, щадили их голосовые связки. Каждый Тораньо был тенором. Сумерки были временем домашних песен. Эта семейная традиция имела силу закона: с основателем династии не вступали в споры, он и накануне смерти оставался главным запевалой во всех смыслах, высоким, крепким, авторитетным стариком.
Да и отчего бы не петь, если к той, самой первой, табачной лавке очень скоро присоединилась собственная плантация, а со временем угодья дружного семейства с одной скромной фермы расширились до двадцати трёх, и на шестистах акрах этой тяжёлой, глинистой почвы дарили прекрасный урожай модные сорта Connecticut и Corojo. Вместе с побегами табака росли цены на табак, поднимались доходы, и социальный статус фамилии взлетал к вершинам респектабельности. Торговцы Тораньо превратились в землевладельцев, в производителей и поставщиков табачного сырья с репутацией. Их товар можно было брать, ничем не рискуя.
Идеалист
Хозяин, Карлос Тораньо, сын Сантьяго, был простосердечным харизматиком, энергичным жизнелюбом с латинским темпераментом и латинской же страстью к политике. Впрочем, безучастное созерцание вообще было не в духе эпохи. Подсчитано, что в XX веке в Латинской Америке произошло восемьдесят государственных переворотов — и на Кубу пришлась немалая их доля. Добавьте сюда многочисленные законные отставки, выборы и перевыборы. На крутых виражах кубинского политического ралли каждый новый государственный рулевой в президентском кресле грозил в щепки разбить даже самый устойчивый бизнес. В этом отношении диктатура Фульхенсио Батисты была, может, и не опаснее других режимов — но чисто по-человечески более оскорбительна.
Захватив власть впервые (тоже с помощью военного переворота), Батиста, тогда ещё сержант, принялся улучшать своё благосостояние параллельно с решением государственных вопросов.
Он сделал немало: запретил расовую дискриминацию, отделил церковь от государства, по требованию профсоюзов закрепил в конституции основные положения трудового права, ограничил права американских инвесторов в пользу политики «Куба для кубинцев», развивал образовательную систему, поощрял частный бизнес, боролся с безработицей, снижал коммунальные тарифы, раздавал крестьянам землю.
Второй его приход — уже в качестве генерала — оказался свободен от «популистских реверансов». В 1952-м Рубену Фульхенсио перевалило за пятьдесят, и он не собирался зря расходовать время на борьбу с чужой бедностью. Кубу насквозь пропитала коррупция. По Кубе всюду гуляли гангстеры. Кубинскую экономику сравнивали с охотничьей собакой, посаженной на американскую цепь у американской миски. Без лишних сантиментов уничтожалась оппозиция. Закрывались вузы, поскольку в них росло протестное движение. Пресса была под контролем. Аресты, пытки и расстрелы — наоборот, бесконтрольны. За семь лет батистовского террора на Кубе было убито как минимум двадцать тысяч человек. Но сила противодействия, как обычно, оказалась равна силе действия. Чем больше забастовок и демонстраций расстреливали полицейские, тем больше кубинцев сочувствовали и помогали сопротивлению.
Молодые революционеры-идеалисты должны были вернуть Кубе демократию и самоуважение. И Карлос Тораньо вместе с другими сделал ставку на бородачей из лесов Сьерра Маэстры. Поговаривали, что благодаря его семье в руки к братьям Кастро перетекло около миллиона пахнущих табаком песо — гигантская по тем временам сумма.
И вот однажды, в ночь с 31 декабря на 1 января 1959 года, около двенадцати, возвращаясь верхом с объезда своих плантаций в Сан-Хуане, Тораньо услышали новость: Батиста ушёл в отставку. Начался новый политический год. Семь дней плантаторы пробивались в Гавану по перекрытым дорогам. Двадцать городов стояло на их пути, всюду на улицах кипела толпа, никто не работал, и в каждом городе охваченный реформаторским восторгом Карлос Тораньо, яростно жестикулируя, произносил перед народом пламенную революционную речь. Слово «национализация» в этих выступлениях не фигурировало...
Табак и сахар были главными кубинскими отраслями. Табак и сахар Фидель отнял у прежних владельцев в первую очередь. В пользу новой Кубы отошли плантации, недвижимость, банковские счета. Бывшие плантаторы стали изгоями: ведь даже если они тайком спонсировали революцию, они всё-таки не были её частью. Кое-кого из клана Тораньо арестовали, потом выпустили. Тораньо начали покидать остров. Обманутый в лучших чувствах глава большого клана уехал в Доминиканскую Республику, благодаря небеса за то, что старик Сантьяго не дожил до Фиделя и не увидел падения своего дома.
Сгореть на работе
Почвы в Доминикане очень похожи на кубинские. Надо ли говорить, что вскоре Карлос Тораньо, не погружаясь в пучины депрессии, начал выращивать табак на чужой земле. Его опыт сразу оказался востребован: сначала он работал на американские компании, потом — на национальный Институт табака, в конце концов — снова на себя. Бешеной популярностью в 60— 70-х годах пользовался покровный лист светло-зелёного цвета (candela). Карлос Тораньо давал табакеро как раз то, что им было надо — и был счастлив.
Однажды утром он объезжал свои владения. Урожай был уже собран, табачный лист сушили и ферментировали горячим способом. Для тех, кто не знает, стоит пояснить, что этот способ вплотную приближает табачное производство к преисподней. На земляном полу закрытого сарая горят и тлеют угли. Жара приближается к пятидесяти — шестидесяти градусам. Из табака выделяется аммиак. Дышать нечем. Процесс длится несколько суток. Но на протяжении всего этого времени требуется неусыпное наблюдение: ведь перегрев снижает качество сырья.
Дело шло к полудню. Карлос Тораньо прибыл на одну из дальних плантаций, спешился, подошёл к ферментационному цеху — и никого рядом с ним не увидел. Он вошёл — в помещении тоже не было ни души. Взмыленный, задыхающийся, он вышел наружу и после недолгих поисков обнаружил своих рабочих безмятежно спящими в тени. Он взорвался. Но высказать халатным сотрудникам всё, что наболело, не успел. От возмущения у него случился инфаркт.
Тораньо Второму было пятьдесят семь. Его не убила вынужденная эмиграция, разорение, разрушенная семья, обманутые надежды и необходимость начинать жизнь с чистого листа. Но вот мирную пастораль «Дремлющие селяне» его преданное табаку сердце вынести не смогло. До ближайшего города — Сантьяго — его не довезли. Он умер по дороге. Прямо на одном из табачных полей.
Изгнанник
В начале 60-х годов с Кубы больше уезжали, чем приезжали. Пароходы с кубинцами шли из гаванского порта в Испанию, США, на Ямайку, Коста-Рику, в Панаму, Мексику, Перу, Бразилию, Эквадор, Гондурас. Это был великий исход. Тораньо разлетались по миру, разнося семена табака на своих подошвах. Революционное правительство никого не удерживало. С собой разрешалось вывезти по сто долларов на взрослого человека. Прочее нажитое имущество оставалось на Острове Свободы — новым властям.
Карлос Тораньо-младший, сын Карлоса Тораньо, бежал с Кубы с той частью раздробленного клана, что пересекла Флоридский пролив и осела на юге североамериканских Штатов. В школу в Палм-Бич он пришёл мальчиком из эмигрантской семьи. Годами его родственники привыкали и не могли привыкнуть к своему новому статусу. Промышленная аристократия, богачи, элита — на новом месте они смешались с огромной армией переселенцев откуда-то из третьего мира. Труднее всего было признать, что прежняя жизнь закончилась навсегда; что большие дома, поля, лошади, сбережения в банке к ним уже не вернутся; что даже простые вещи — одежда, мебель, книги — им больше не принадлежат. Старшее поколение доживало своё в ожидании, что революция вот-вот повернётся вспять. Однако Фидель пришёл надолго.
А потому Карлос Тораньо-младший вырос американцем и, как тысячи американцев, стал продавать другим американцам компьютерные системы. Из этого могла получиться неплохая американская карьера. Он как раз начал делать первые успехи, когда один из кузенов позвал его в Доминиканскую Республику — туда, где умер его отец, где, как в детстве, поднимались к солнцу табачные кусты.
Идея была в том, что семье снова пора объединиться. Бросив всё, Карлос поехал к братьям — осваивать дело покойных отца и деда. Но постепенно кузены отошли от дел — а Карлос остался. В начале 90-х у него снова была своя торговая компания, свои поля и собственная репутация. А тут как раз рынок сигар начал расти колоссальными темпами. Так что, если прежде Тораньо занимались только табачным сырьём, Карлос добавил к сфере своих бизнес-интересов сигары. Под своим именем он начал предлагать клиентам «короны» и «черчилли» проверенных поставщиков.
Быть посредником удобно. Ты покупаешь, продаёшь, за год прокручиваешь свой капитал десять, двенадцать, пятнадцать раз, никакой головной боли, деньги быстро размножаются, и все довольны. Правда, когда ты торгуешь чужими сигарами, застраховаться от случайностей невозможно. Товар ведь капризный. У этой партии качество люкс, а у следующей слегка пересушен покровный лист, или табачная начинка смешана немного в другой пропорции, или просто этому табаку с погодой не повезло. А это уже совсем другая сигара. Контролировать качество не получается, и это портит реноме. Так Тораньо Третий пришёл к мысли о собственной сигарной фабрике. Если у тебя в руках — один из лучших табаков Латинской Америки, глупо этим не пользоваться.
Первый бренд создавался десять лет: от посадки табака до прилавка. Богатая фирма с годовым оборотом в восемнадцать миллионов сигар снизила продажи в девять раз и едва не сняла с себя последнюю рубашку. Но в результате появились сигары, каких раньше не было. И покупатели их оценили. Самая популярная — 1959 Exodus Gold. Золотой Исход 1959 года. Карлос посвятил её своей рассеянной по миру династии. В наполнителе — табачные смеси из пяти стран, тех, где и сейчас растят табак побочные представители его рода. А вот номером два неожиданно стала Casa Torano. Та марка, которую привыкли курить сами Тораньо и их персонал. «Домашняя» Сигара. В самом деле, от добра добра не ищут.
Чарли Тораньо
Наследник
Нынешний наследник кубинской табачной династии, Чарли Тораньо, родился в Майами в 67-м, когда наследовать было уже нечего. Его отец на тот момент был менеджером компьютерной фирмы. Чарли получил отличное юридическое образование американского образца. Ему и в голову не приходило становиться плантатором. Но так же, как для всех мужчин в этой семье, табак и сигары были для него самой привычной, естественной вещью. И в двадцать лет он зачастил на фабрику к отцу.
Сначала — просто из любопытства. Почему бы не прокатиться в Доминикану — не побывать на могиле деда, не повидаться с родственниками? Почему бы не посмотреть, как растёт табак на отцовских плантациях в Никарагуа и Гондурасе? Почему бы не поучаствовать в выборе смеси для новой, ещё только создающейся сигары? Разве есть причина, по которой наследственный табачник должен погрязнуть в хитросплетениях финансового права, игнорируя накопленный поколениями опыт?
История Чарли Тораньо пока только создаётся. Ему предстоит принять от отца компанию, ежедневно выпускающую семьдесят пять тысяч скрученных вручную сигар. Взять на себя ответственность за две тысячи рабочих.
Вот только на Кубе Чарли никогда не был. Но — Куба далеко, Куба рядом. И хотя на сегодняшний день скромное расстояние от Майами до Гаваны остаётся непреодолимым, Остров Свободы и Остров Мечты могут оказаться ближе, чем сейчас представляется.
Cigar Clan 4'2008. Елена Карпухина
