Колониальный роман
- 18.04.2011 11:26
«Поверьте мне, вы никогда не будете стоить больше четырехсот рупий в месяц, где бы вы ни работали», – напутствовал молодого Редьярда Киплинга, покидающего Индию и – наконец-то! – редакцию изрядно надоевшей ему газеты «Пионер», его начальник. Правда, к тому времени сам он платил Киплингу уже семьсот. И все же кое в чем он оказался прав: в биографии великого писателя бывали периоды, когда в глазах окружающих он не стоил и одной рупии – или, если угодно, пенса. Его презирали, ненавидели, не принимали всерьез – но «железному Редьярду» все было нипочем. Он твердо верил в свою правоту и к концу жизни предпочел просто отгородиться от мира. А время само расставило все по своим местам.
В людях
Редьярд – совершенно нетипичное для христианского ребенка имя. Биографы Киплинга много спорили о его происхождении, пока не остановились на романтической версии, согласно которой родители писателя, Джон Локвуд Киплинг и Алиса Макдональд, назвали мальчика так потому, что они познакомились друг с другом на озере Редьярд в английском графстве Стаффордшир. Так или иначе, экзотическое имя оказалось весьма подходящим для писателя, посвятившего лучшие и самые известные свои произведения Востоку.
Родился Киплинг в Индии, в семье «англо-индийцев», как принято было в то время называть англичан, служивших интересам Империи вдали от родины. Отец его был преподавателем бомбейской художественной школы, а затем получил престижную должность куратора Музея индийского искусства в Лахоре, так что семья Киплингов занимала заметное положение в обособленном обществе английского Бомбея. С детства Киплинга окружал волшебный мир чарующих сказок и песенок индийской няни, и, выходя к обеду, он должен был делать над собой усилие, чтобы говорить с родителями по-английски. А поскольку самой страшной опасностью для юного англичанина, жившего в Индии, было приобрести «этот ужасный колониальный акцент», шестилетнего Редьярда вместе в сестрой Алисой отправили учиться в Англию.
Семью Холлуэй, в которую Киплинга отдали на воспитание, его родители нашли по объявлению – нам сегодня остается только удивляться дикой традиции препоручать заботу о собственных детях чужим людям. Кому-то, может быть, в этой лотерее и везло, но для Киплинга жизнь у Холлуэев стала самыми черными днями его детства. Уже будучи взрослым, он признавался, что с удовольствием сжег бы их дом, а место, на котором он стоял, посыпал бы солью, как сделали римляне с побежденным Карфагеном. Хозяйка дома, вдова Холлуэй, с первых дней возненавидела необычного, привыкшего к ласке и вниманию мальчика и травила его как могла. Один только список наказаний, которые она изобрела для юного Киплинга, мог бы предостеречь многих родителей, подыскивающих приемную семью для своего ребенка, от необдуманного поступка. В результате всех этих истязаний Редьярд на нервной почве стал стремительно терять зрение. Избавление пришло с приездом матери, которая наконец поняла, что происходит, когда, склонившись над сыном для поцелуя, наткнулась на руку, инстинктивно выброшенную для защиты от удара.
Редьярда перевели в военную школу «Юнайтед сервис колледж», созданную специально для детей, чьи родители служили в колониях. Директор колледжа и друг семьи Киплингов быстро разглядел и начал поощрять литературные способности своего воспитанника. По его же протекции Киплинг, вернувшись в Индию в октябре 1881 года, составил «пятьдесят процентов» редакции лахорской «Гражданской и военной газеты».
Индийский дебют
«Гражданская и военная газета» несмотря на свой скромный штат была качественным изданием для образованных английских чиновников и офицеров, и Киплинг не без удовольствия вспоминал о своей работе там. Он исполнял обязанности репортера, заместителя главного редактора, а в случаях, когда главного редактора настигал приступ малярии или лихорадки, – и главного редактора. Может быть, с точки зрения большой литературы эта работа и не приносила пользы (или даже вредила – Киплингу долго ставили в вину его «репортерский» стиль), но она давала возможность узнать настоящую Индию – какой ее не знали даже многие «англо-индийцы», не говоря уже о коренных англичанах.
Когда в 1884 году на страницах газеты был опубликован рассказ Киплинга «Ворота ста печалей», это стало ярким литературным событием. Рассказ был чертовски хорошо написан – но это только полдела. Читателей поразил возраст автора: Редьярду не исполнилось еще девятнадцати лет. Его новые рассказы и стихи, которые он стал регулярно печатать в своей газете, вскоре заставили говорить о нем всю Индию.
За два-три следующих года Киплинг успел стать знаменитым. В 1886 году он выпустил первый поэтический сборник «Чиновничьи напевы» и книгу «Простые рассказы с гор», а затем еще несколько сборников рассказов и книгу путевых заметок «От моря до моря», сделанных Киплингом в ходе его заграничных командировок в качестве зарубежного корреспондента газеты «Пионер», куда он перешел работать из «Гражданской и военной газеты».
С таким солидным литературным багажом Киплинг в 1889 году, накопив денег, приехал в Англию, где его уже знали как прославленного «индийского» писателя. Тема, которую он принес в английскую литературу, – экзотические будни окраин Британской империи – была для нее в новинку, точно так же как и стиль Киплинга. О молодом авторе спешили высказаться многие критики и литераторы того времени. Его рассказам посвятила передовицу The Times, сочувственный отклик на английское издание его ранних сборников дал Оскар Уайльд, отметивший глубокое своеобразие Киплинга и сравнивший его с Диккенсом. И хотя поначалу финансовые дела Редьярда были так плохи, что ему приходилось довольствоваться одной трапезой в день и дешевым табаком, он не унывал: его произведения печатали самые престижные газеты и журналы, его приняли в известный литературный клуб «Атенеум», и, наконец, у него появился собственный литературный агент. Для писателя, которому едва исполнилось двадцать четыре, это был неплохой результат.
«Комитет путей и средств»
В 1890 году Киплинг познакомился с начинающим американским писателем и бизнесменом Уолкоттом Балестье. Деловые отношения – Балестье помог Киплингу уладить проблемы с авторскими правами на его книги в США – переросли в дружбу, а затем и в творческий союз. Друзья начали совместную работу над романом «Наулака»: Редьярд писал индийскую, а Балестье – американскую часть романа. Работа продвигалась быстро, но нервный срыв заставил Киплинга на время отказаться от нее и отправиться в путешествие. Любивший открывать для себя неведомые страны, он выбрал для этой поездки Южную Африку, Австралию и Новую Зеландию. Отдохнув и набравшись сил, Киплинг заехал к родным в Индию, чтобы встретить вместе с семьей Рождество (этот визит Киплинга в Индию оказался последним). Рождественские каникулы были прерваны сообщением о скоропостижной смерти Уолкотта Балестье от брюшного тифа. Бросив все, Киплинг стремительно вернулся в Лондон – он должен был находиться в этот момент рядом с семьей Балестье, и в первую очередь рядом с его сестрой Каролиной. Общее горе еще больше сблизило молодых людей, и раньше проявлявших друг к другу симпатию. Всего через пять недель после смерти Уолкотта Редьярд Киплинг и Каролина Балестье обвенчались. Церемония, на которой присутствовало всего трое гостей (среди них был и писатель Генри Джеймс), завершилась, к ужасу церковного сторожа, тем, что молодые супруги вышли из церкви и направились каждый по своим делам. Скромно одетая невеста – к постели больной матери, а жених с сигарой в зубах – на свадебный завтрак со своим кузеном Амброзом Пойнтером. Впрочем, им некуда было спешить, ведь впереди у них были еще почти сорок пять лет брака. И если этот союз знавал черные времена, то вины Редьярда и Каролины в том не было – тяжелые удары готовила им сама судьба.
Кругосветное свадебное путешествие было решено начать с Канады. По дороге в Ванкувер с молодоженами произошел комичный случай: подаренная им серебряная фляжка, наполненная виски, протекла в чемодане, и вскоре весь пульмановский вагон пропитался запахом алкоголя. К тому времени, когда источник запаха был обнаружен, все соседи Киплингов по вагону уже искренне жалели бедную девушку, связавшую жизнь с бесстыжим пьяницей.
Но впереди их ждали гораздо более серьезные испытания, нежели косые взгляды случайных попутчиков. В Японии Киплинг узнал, что банк, в котором он хранил все свои сбережения, лопнул. Молодая семья была разорена: кроме дорожных чеков конторы Кука и вещей в чемоданах у них не было ничего. На собрании семейного «комитета путей и средств» было решено обналичить дорожные чеки и спасаться бегством. Киплинги уехали в США, где сняли у родственников Каролины, живших недалеко от Вермонта, небольшой дом, который назывался «Коттедж Блаженства».
Хотя в первое время им приходилось так туго, что их родившаяся в декабре дочь Джозефина спала вместо колыбели на подставке для дорожного сундука, в этом доме Киплинги были по-настоящему счастливы. Именно здесь, в крошечном кабинете «Коттеджа Блаженства», появились на свет Маугли, пантера Багира, медведь Балу и остальные персонажи «Книги джунглей», принесшей Киплингу всемирную славу детского писателя.
Через год дела Киплинга пошли на поправку, и он начал строительство собственного дома, который решено было назвать «Наулака», на участке земли, купленном у брата Каролины Бидди Балестье. Здесь родилась вторая дочь Киплингов Элси, и семья даже и не думала бы о переезде, если бы не ссора Редьярда с Бидди. История закончилась судебным разбирательством и таким страшным скандалом, что о нем впоследствии была написана целая книга. Оставаться в Вермонте было невозможно, и Киплинги переехали в Англию, где начались их скитания в поисках собственного дома, которые продолжались шесть лет.
Разных занятий сыны своего века,
Но с равным рвением во благо мира
Трудятся ржавый меч и чугунная лира;
Коль для бочки имперской затычка нужна,
Киплинг и Китченер помогут всегда.
(Пер. А. Барсукова)
Певец британского империализма
Зимой 1897 года внимание Киплинга привлекли тревожные события в Южной Африке, где Англия вела активную борьбу за колонии. Вся семья, в которой к тому времени появился третий ребенок – сын Джон, – отправилась в Родезию.
В Южной Африке Киплинг познакомился с Леандером Старом Джеймсоном и Сесилом Родсом – одиозными идеологами английской экспансии в Африке, чьи взгляды на место Великобритании в судьбе мира писатель всецело разделял. Многие биографы Киплинга язвительно отмечали тот факт, что фотография Джеймсона – авантюриста, развязавшего англо-бурскую войну, и вообще малоприятного человека, для которого были закрыты двери приличных домов, стояла в кабинете Киплинга рядом с фотографиями его детей. Нежная дружба связывала Киплинга и с миллионером Сесилом Родсом. В его поместье «Грот Шуур», всегда гостеприимно открытом для друзей, Киплинги каждый год проводили несколько зимних месяцев.
Все бы ничего, если бы писателя связывали с Родсом только дружеские отношения. Но Киплинг занялся энергичной пропагандой англо-бурской кампании, выпуская посвященные военной теме стихи, сборники статей, документальные очерки и даже работая в качестве военного корреспондента в газете британской армии «Друг». Широко обсуждалась в прессе и деятельность «Фонда забывчивого нищего», который от имени Киплинга вел сбор денежных пожертвований для воюющих в Африке английских солдат. Киплинг сделался persona gratissima в армейских кругах, о чем сам потом вспоминал не без самодовольства. В те годы, когда слова «милитарист» и «империалист» стали чуть ли не ругательными, Редьярд Киплинг открыто называл себя милитаристом и империалистом и продолжал настаивать на том, что Англия несет покоренным странам процветание и благополучие. Все это сыграло свою негативную роль, и репутация Киплинга как общественного деятеля и даже как писателя пошатнулась. Его стали называть не иначе как «бардом английского империализма».
Неудачи были пустяком в сравнении с тем ударом, который жизнь в очередной раз нанесла Киплингам, когда в 1899 году, во время поездки семьи в Америку, от пневмонии умерла семилетняя Джозефина. Сам Киплинг тоже слег с пневмонией и долгое время был при смерти. С трудом оправившись от постигших его несчастий, он уезжал из Америки истощенным морально и физически. Это был последний визит писателя в США. Он словно не желал возвращаться в те места, с которыми у него были связаны тяжелые воспоминания. Он никогда больше не бывал в Индии, которую безумно любил, после того как стало понятно, что британскому владычеству там приходит конец. Он любил Индию, но любил британскую Индию, Индию своего детства и юности, а никакой другой и знать не хотел.
Наконец-то дома
Но в жизни Киплинга в те годы были не только несчастья и неудачи. Именно в этот период он наконец-то обрел постоянное пристанище. Переезжая в Англии с одного места на другое, семейный «комитет путей и средств» лелеял надежду на то, что рано или поздно им удастся найти и купить собственный дом. Для его поисков даже была привлечена настоящая диковинка – первый автомобиль, а точнее – локомобиль. Когда представлялась возможность, вся семья садилась в адскую повозку и, осыпаемая проклятиями владельцев двуколок, пассажиров ландо и цыган в разбитых кибитках, устремлялась по новому объявлению, извещавшему, что в таком-то графстве такой-то эсквайр продает подходящий дом. К вечеру, белые от пыли и оглушенные шумом, они возвращались, понимая, что и на этот раз им снова не повезло. Так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день они не нашли его – поместье Бейтменс в графстве Сассекс. Но, к несчастью, владелец только что сдал поместье в аренду на двенадцать месяцев. Расстроенные, они пытались убедить друг друга, что этот Бейтменс вовсе не так уж хорош, как им показалось. Однако ровно через год, как только дом освободился, они, не раздумывая, купили его. После смерти Каролины Киплинг здесь был создан музей писателя, который существует до сих пор.
Три года регулярных поездок по стране на локомобиле не отбили у Киплинга охоты пользоваться этим средством передвижения. Наоборот, он стал заядлым автолюбителем и, когда смог, приобрел «Роллс-Ройс». А если его упрекали, что это слишком роскошный автомобиль для писателя, Киплинг отвечал: «Это единственная машина, которую я могу себе позволить, если иметь в виду ее надежность и долговечность». Как когда-то в «Коттедже Блаженства», в Бейтменсе Киплинг пережил творческий подъем. В 1902 году он вы пустил сборник рассказов «Просто сказки», снискавший почти такую же известность, как и «Книга джунглей», а в 1906-м – серию исторических рассказов и стихов для детей «Пак из страны холмов», навеянных историей нового дома Киплинга и его окрестностей. Обе эти книги были удачны, и если в силу политических причин их не хотели замечать на родине, то во всем остальном мире о Киплинге снова заговорили как о великом писателе.
Впрочем, в 1907 году Редьярд Киплинг все же заставил своих оппонентов говорить о себе – он был удостоен Нобелевской премии в области литературы. К тому моменту шумиха по поводу роли писателя в англо-бурской кампании поутихла, да и национальная гордость сыграла свою роль, так что Киплинг на время снова обрел популярность. Правда, сам он смотрел на такие вещи философски: среди множества пороков, которые – справедливо или нет – современники находили у Киплинга, даже самый злейший его враг не смог бы назвать снобизм. Он был совершенно чужд Киплингу на протяжении всей его жизни. Писатель никогда не гонялся за почестями и славой и тем более не домогался общества высокопоставленных особ – наоборот, это они нередко искали его дружбы и расположения. К концу жизни Киплинг отказывался от всех неакадемических премий и даже отверг предложение о производстве его в рыцари. И это при том что с его связями в правительстве он легко мог бы стать пэром, – стоило ему только шепнуть пару слов нужному человеку.
Но Киплингу все это было не нужно: у него есть семья, которая стала ему еще дороже после смерти дочери, у него есть его литература, друзья – и плевать, что там писали о них газеты, – и, наконец, у него есть собственный дом. Он собирался продолжать работать и жить счастливо, надеясь, что после всех выпавших на его долю страданий заслужил это право. Но он ошибался – впереди была Великая война.
«Будь, Англия, жива, а счет потерь – не в счет!»
Хотя Киплинг и был убежденным милитаристом, он все же не был сумасшедшим, – надвигающаяся война пугала его, и он делал все от него зависящее для того, чтобы предотвратить ее. Он много писал об угрозе, исходящей от кайзеровской Германии, и о том, что нужно делать что-то уже сейчас, пока Германия не окрепла настолько, чтобы напасть первой. Но когда война стала неизбежной, он, как всегда прямой и бескомпромиссный, заявил о необходимости сражаться и победить. Была ли в этом писательская честность, не позволявшая ему лгать – в отличие от иных, более популярных политиков – об истинном положении вещей, или это было проявление его пресловутого милитаризма – не суть важно. Киплинг снова стал мишенью для ожесточенной критики со стороны либеральной печати и собратьев по перу. Газеты и журналы пестрели карикатурами, изображавшими писателя сидящим верхом на земном шаре, одетым в детский матросский костюмчик, или надутым, разодетым в увешанный медалями военный мундир и угрожающе размахивающим руками.
Травля Киплинга прекратилась лишь после того, как его семью вновь постигла страшная трагедия: в 1915 году в своем первом бою во Франции пропал без вести – а на самом деле, конечно, был убит – единственный сын Киплингов, восемнадцатилетний Джон. Долгое время семья жила надеждой на то, что его, возможно, удастся отыскать в немецких лагерях для военнопленных. К поискам были привлечены высокопоставленные друзья Киплингов, но все было тщетно. Так же тщетны оказались и многочисленные попытки разыскать тело юноши.
Горе Киплинга усиливалось сознанием того, что, по сути, он один был виновен в смерти сына. У Джона Киплинга с детства было очень плохое зрение, и его едва ли могли официально призвать на военную службу. Однако отец, сам выросший в офицерской среде и закончивший военную школу, сначала послал его учиться в Веллингтон – колледж с сильным военным уклоном, а затем использовал все свои связи для того, чтобы сына приняли в ирландские гвардейцы.
Редьярд Киплинг не был бесчеловечным и жестоким. Он любил своего долгожданного сына, и лучшее подтверждение тому – его письма, написанные Джону в Веллингтон, которые дышат самой нежной заботой о мальчике. Киплинг вообще был необычайно мягок с детьми, не загружал их учебой (к четырнадцати годам Джон не прочел ни одной отцовской книги) и потакал – благо, средства позволяли – всем их капризам. Он был любящим отцом, но и от своих выстраданных принципов не мог отречься. Его жена как-то сказала: «Почему сын наших друзей или соседей должен умереть для того, чтобы наш собственный сын остался жив?» Под этими словами мог бы подписаться и сам Киплинг.
После гибели Джона здоровье Киплинга пришло в расстройство, на нервной почве у него развилась язва желудка. Он мало бывал на публике, посвящая почти все свое время работе над двухтомником «Ирландские гвардейцы в великой войне», который вышел в 1923 году. Писатель продолжал выпускать сборники своих избран- ных произведений, новые книги – поэзию и прозу, а также документальные очерки – в основном о войне. Редким посетителям, приезжавшим в Бейтменс навестить «железного Редьярда», как правило, говорили, что он поехал прокатиться на «Роллс-Ройсе» и вряд ли вернется до позднего вечера. Киплинг же в это время сидел, запершись, в своем кабинете, с сигарой или – по юношеской привычке – с трубкой в зубах и писал. Встречаться с восторженными поклонниками ему не хотелось. У него для этого просто не было сил и времени.
Умер Редьярд Киплинг в годовщину своей свадьбы, 18 января 1936 года. Его гроб, накрытый британским флагом, несли премьер-министр Стенли Болдуин и фельдмаршал Монтгомери, а телеграммы с соболезнованиями прислали король, королева и другие члены правящей династии. Но на похоронах не было ни одного сколько-нибудь заметного писателя, художника или музыканта. Зная, что о мертвых говорят хорошо или молчат, они молчали. Лишь много лет спустя, когда споры, разделявшие Киплинга и его современников, стали историей, о нем наконец заговорили – как о великом, может быть, величайшем писателе своей эпохи.
Хорошая сигара
Пожалуй, самым значительным вкладом Редьярда Киплинга в историю табакокурения стало его стихотворение The Betrothed («Обрученный»), представляющее собой развернутый ответ молодого супруга своей новоиспеченной спутнице жизни, пытающейся отучить его от курения. Именно отсюда взята знаменитейшая фраза A woman is only woman, but a good Cigar is a Smoke, сделавшая Киплинга лучшим другом всех курильщиков, страдающих от домашней тирании. Хотя в дословном переводе («Женщина – это всего лишь женщина, а хорошая сигара – это еще и курение») эта мысль, прямо скажем, не блещет особой оригинальностью, она приобрела феноменальную популярность.
К курению Киплинг пристрастился еще в Индии и с тех пор никогда не пытался избавиться от этой привычки. Наоборот, сигара стала обязательным атрибутом его образа – на многих фотографиях Киплинг запечатлен в небрежной позе с тонкой сигарой или – реже – с трубкой в руках. С возрастом менялись только его финансовые возможности, а вместе с ними и вкусы.
Приехав совсем молодым человеком в Англию, Киплинг, конечно, и подумать не мог о кубинских сигарах. Довольствоваться приходилось, не опускаясь до трехпенсового «Шэга» и не позволяя себе шиковать, куря шестипенсовый «Турецкий», – средним и по цене, и по качеству табаком по четыре пенса унция. Долго терпеть это было трудно, и, как только позволили средства, Киплинг перешел на сигары.
История умалчивает, какой марки была первая «гавана», выкуренная Редьярдом Киплингом, зато хорошо известно, чему он отдавал предпочтение потом. Его любимой сигарой стала Por Larranaga – одна из старейших кубинских сигар среди тех, что сохранились до наших дней: как и во времена Киплинга, до недавних пор ее выпускала фабрика La Corona, пока не была закрыта в 2003 году. Когда имя Киплинга узнали во всем мире, La Corona начала производить его любимые сигары с персональным бантом и наклейкой на коробке – R.K. А к чему еще стремиться настоящему афисионадо? Разве что к Нобелевской премии.
Ксения Яковлева
