Хичкок, повелитель страха
- 25.07.2013 13:32
Альфреда Хичкока любят называть «королем ужасов». Однако мастеру саспенса удавалось как следует напугать зрителей потому, что психологию страха он постиг на собственном опыте. Главной фобией Хичкока был страх перед общением с людьми – у него не было ни друзей, ни подруг, ни любовниц, а чувство тревоги и постоянно подстерегающей опасности редко покидало его.
Несмотря на то что большую часть жизни Хичкок провел в Америке, где поход к психоаналитику считается обычным делом, он так никогда и не воспользовался услугами подобных специалистов. Как и большинство людей, страдающих психическими отклонениями, он не видел ничего странного в собственном поведении, к тому же сеансы психоанализа заменяли ему сюжеты кинофильмов. Испытывая ужас перед действительностью, Хичкок с удовольствием перекладывал свои проблемы на зрителей.
Curriculam vitae
Альфред Хичкок родился 13 августа 1899 года. После католического колледжа святого Игнасия поступил в Инженерно-штурманскую школу, где изучал механику, акустику и навигацию. С 1915 года работал в телеграфной компании «Хенли», параллельно изучая живопись в Лондонском университете. Вскоре его перевели на должность художника в рекламный отдел компании. С шестнадцати лет увлекся кинематографом и даже начал читать профессиональные журналы о кино.
В 1920 Хичкок устроился художником по титрам в лондонский филиал голливудской компании Famous Players – Lasky (будущей студии Paramount). Вскоре возглавил отдел титров, а в 1923 году начал снимать свой первый фильм – «Номер 13», однако картина осталась незаконченной из-за закрытия студии. Хичкок перешел работать к продюсеру Майклу Бэлкону, одному из родоначальников английского кинематографа. За время работы с Бэлконом Хичкок успел побывать сценаристом, художником кино и ассистентом режиссера. В 1925 году ему наконец-то удалось снять полноценный фильм. Это была совместная англо-немецкая постановка «Сад наслаждений». В 1926 году он снял первый в своей жизни триллер – «Жилец», и с тех пор этот жанр стал любимым в творчестве режиссера.
В 1940 году Хичкок по приглашению Дэвида Селзника (продюсера фильма «Унесенные ветром») переехал в Голливуд. Первым его американским фильмом стал фильм по роману Дафны дю Морье «Ребекка», который сразу же был номинирован на «Оскар» (статуэтку получил Селзник как продюсер). В 1948 году Хичкок снял фильм «Веревка», ставший первым цветным фильмом режиссера, первым фильмом, который он продюсировал самостоятельно, первым фильмом, где снялся его любимый актер Джеймс Стюарт, и первым фильмом, в котором Хичкок экспериментировал с техникой съемки.
В 1955 году Хичкок получил американское гражданство, в этом же году он начал вести телевизионное шоу «Альфред Хичкок представляет». В 1976 году вышел последний фильм Хичкока «Семейный заговор». Вскоре режиссер начинает злоупотреблять алкоголем, у него начинаются проблемы со здоровьем (он был очень толст, страдал артритом, в 1974 году ему был поставлен кардиостимулятор). В марте 1979 года он получил от Американского института кино почетную награду «За достижения всей жизни», а в декабре – орден Британской империи и рыцарский титул от английской королевы Елизаветы II.
Он умер 29 апреля 1980 года от сердечной недостаточности в своем доме в Бель Эйр. Последними его словами были: «Я чувствую, что гаснет свет. Наконец-то я смогу понастоящему отдохнуть и отоспаться...» Тело Хичкока было кремировано, а прах развеян.
«Невинный ягненок»
Хичкок родился 13 августа 1899 года в Англии, в местечке Лейнстоун, которое в то время относилось к графству Эссекс, а сейчас стало частью Лондона. Он был младшим сыном владельца небольшой лавки и обладателя сомнительного чувства юмора Уильяма Хичкока. Альфреда он любил называть «невинным ягненком». Однако домашнее прозвище Альфреда в устах его отца не было фигурой речи – маленькому мальчику на собственном опыте довелось испытать, что значит быть без вины виноватым.
Однажды, когда Альфреду было пять или шесть лет, отец отправил его с запиской к своему другу в полицейский участок. Полицейский внимательно прочитал послание мистера Хичкока и... отвел ребенка в камеру, где тот провел самые страшные десять минут своей жизни. После освобождения он сказал малышу: «Вот как мы поступаем с непослушными мальчиками». Кстати, Альфред Хичкок так никогда и не узнал, за что тогда подвергся краткосрочному аресту. По его собственному признанию, отец и словом не обмолвился о случившемся, а сам Альфред спросить не решился – наказания в семье Хичкоков всегда носили стихийный характер и не объяснялись.
Минуты, проведенные в камере в жутком страхе неизвестности и полного непонимания того, за что с ним так поступили, отрицательно сказались на психическом здоровье Хичкока и сыграли положительную роль в развитии мирового кинематографа. Посттравматический синдром мучил Хичкока всю жизнь. Он панически боялся полицейских, один вид которых доводил его до истерики. Это чувство превратило его в самого аккуратного водителя и самого честного налогоплательщика Голливуда (из всех своих коллег он был единственным, кто расплачивался с фискальными органами до последнего цента).
Более того, фобия порой достигала масштабов настоящей паранойи – Хичкоку казалось, что за ним установлена тотальная слежка могущественных спецслужб. Так, в 1946 году Хичкок приступил к съемкам шпионской картины «Дурная слава», где фигурировал уран для атомной бомбы. Своим знакомым режиссер вполне серьезно рассказывал, что ФБР устроило за ним тогда самую настоящую охоту.
Преследование невиновного человека стало одной из любимых тем Хичкока – на протяжении всей его режиссерской карьеры то и дело появлялись фильмы, в которых ничего не понимающий «невинный ягненок» расплачивался за чужие грехи.
Что страшнее страха?
Случай в участке не только породил у Хичкока чувство животного ужаса перед полицией, но и помог впоследствии сформулировать один из основных принципов его творчества, который сам он называл саспенсом. Хичкок любил иллюстрировать это понятие следующим примером. Представим себе, что за столом сидят два человека и мирно беседуют, а под столом у них бомба. Бомба взрывается, зритель удивлен – но только на пятнадцать секунд. Этот прием Хичкок называл шоком. А можно разыграть сцену по-другому: показать бомбу, таймер, установленный, например, на 13.00, затем часы, на которых 12.45, мирно беседующих людей. Затем снова часы – на них уже 12.50 – и снова ни о чем не подозревающих собеседников. Тогда их пустой разговор станет жизненно важным, и зритель, крича «Хватит трепаться о пустяках! Сейчас бабахнет!», вместо возможности пятнадцать секунд поудивляться в момент взрыва получит 15 минут саспенса.
Иными словами, саспенс – это ситуация, когда ожидание страха страшнее самого страха. Это Хичкок впервые почувствовал в той самой злополучной тюремной камере и окончательно осознал в иезуитском колледже. Отцы-иезуиты завершили строительство «здания» хичкоковского мироощущения, фундамент которого своими странными шутками заложил отец кинорежиссера. По воспоминаниям Хичкока, монахи практиковали наказание толстыми резиновыми палками за любые проступки. Из этого иезуиты устраивали целый спектакль, детали которого им были хорошо известны, зато их подопечные пребывали в полном неведении. Провинившегося после уроков направляли к отцу-настоятелю. Он со зловещим видом заносил в специальный журнал имя ученика и там же отмечал меру наказания и «час расплаты». Никто никогда не знал, сколько ударов резиновой палкой выпадет на его долю и когда это произойдет – бояться экзекуции порой приходилось целый день.
И после колледжа Хичкоку довольно часто доводилось переживать саспенс. Так, постоянно нарастающим ожиданием неприятностей стали съемки первого самостоятельного фильма – «Сад наслаждений». Французский режиссер Франсуа Трюффо поместил подробный рассказ самого Хичкока в своей книге «Кинематограф по Хичкоку» (она была написана на основе многочасового интервью).
«Итак, в 7.20 в субботу вечером я стою на железнодорожной платформе в Мюнхене, готовый отправиться на съемки в Италию, и в голове у меня вертится одна мысль: это твоя первая картина! <...> Согласно расписанию поезд отправляется ровно в восемь. Часы показывали без двух восемь. Вдруг Майлс Мэндер (актер. – Прим. Трюффо) трагическим шепотом произносит: «Господи, я оставил в такси свой грим-кейс», – и срывается с места. <...> Минуты текут, вот уже 8.10. Поезд потихоньку трогается. Вдруг слышу страшный шум у входа на перрон и вижу, как Майлс Мэндер перелезает через решетку ограждения, трое железнодорожных служащих бегут за ним по платформе. Он нашел свой грим и успел впрыгнуть в последний вагон. <...> Мы в мягком вагоне. Приближаемся к австро-итальянской границе. Тут Вентимилья (оператор. – Прим. Трюффо) говорит: «Ни в коем случае не вздумай заявлять в таможенной декларации кинокамеру. Не то нас заставят платить пошлину за каждую линзу». – «То есть как?» – «Немецкие компаньоны фирмы велели провезти камеру контрабандой», – отвечает он. Спрашиваю, где она находится. Оказывается, под моим сиденьем. <...> Я всю жизнь до смерти боюсь полиции и потому чувствую, как пот начинает струиться у меня по спине.
Меня очень кстати информируют, что десять тысяч футов пленки, находящейся в нашем багаже, тоже никак нельзя заявлять. Таможенники входят в купе. Я достиг саспенса. Они не обнаруживают камеру, но натыкаются на пленку. И поскольку в декларации она не фигурирует, ее изымают. Таким образом, на следующее утро мы высаживаемся в Генуе без единого метра пленки. И в течение целого дня безуспешно пытаемся ее закупить. В понедельник утром я решаюсь послать нашего хроникера в Милан, чтобы приобрести пленку у фирмы «Кодак». А сам занимаюсь бухгалтерией, перевожу лиры в марки, марки в фунты и никак не могу с этим разобраться. Хроникер возвращается в полдень и привозит пленки на 20 фунтов. Тут нас извещают о том, что прибыли десять тысяч футов конфискованной на границе пленки и следует уплатить пошлину. Так что я даром извел 20 фунтов – весьма солидную сумму в нашем скромном бюджете! Нам и так едва хватало средств на натурные съемки. Во вторник в полдень отходил от берега нужный нам пароход «Ллойд Престино», направлявшийся в Южную Америку. Чтобы попасть на борт, надо было нанять катер. Еще 10 фунтов. И вот в 10.30, вытащив кошелек, чтобы заплатить рулевому, я обнаружил, что он пуст. В нем не было ни гроша! Десяти тысяч лир как не бывало! Я бросился в отель, посмотрел под кроватью, везде. Никаких следов. Положение мое самое отчаянное, но дело нужно делать. И энтузиазм, вдохновлявший мой режиссерский дебют, заставляет забыть потерю. Но когда съемки лайнера кончаются, отчаяние вновь овладевает мной. Я занимаю десяток фунтов у оператора и 15 у актера. Эти суммы, однако, не покрывают наших расходов, и я пишу письмо в Лондон с просьбой об авансе в счет моего гонорара.
В ночь накануне возвращения в Мюнхен я ужасно разнервничался. Дело в том, что я не только не собирался извещать нашу звезду о том, что это моя первая картина, но и не хотел, чтобы до ее ушей дошла весть о жалком финансовом положении нашей экспедиции. И вот я иду на неприглядный поступок. Я извращаю факты и сваливаю все на мою невесту Альму Ревилль, обвиняя ее в том, что она привезла лишнюю актрису. «А посему, – объявляю я ей, – вы и одолжите у звезды 200 долларов». Она сплетает какую-то историю и возвращается с деньгами, что позволяет мне оплатить счета и купить железнодорожные билеты первого класса. Нам предстоит пересадка в Цюрихе, в Швейцарии. На следующий день мы должны прибыть в Мюнхен. На вокзале меня заставляют доплатить за превышение багажа, потому что американские подружки везут с собой огромные сундуки с барахлом. Деньги опять почти все вышли. <...>
Поезд опаздывает. В 9 вечера из окна своего купе мы видим отходящий от перрона состав – тот самый, на который мы должны были пересесть! Значит, ночь нам предстоит провести в Цюрихе. А денег почти нет. Наконец поезд останавливается. Саспенс достигает такой силы, что я почти не выдерживаю. К нам кидаются носильщики, но я незаметным жестом отсылаю их прочь – больно дорого – и сам тащу чемоданы. Край одного из них задевает вагонное окно, и раздается оглушительный звон разбитого стекла – я такого в жизни не слыхал! Перед нами немедленно вырастает служащий: «Мсье, прошу сюда!» Меня приводят в контору и объявляют, что разбитое стекло обойдется в 35 швейцарских франков. Таким образом, заплатив их, я высадился в Мюнхене, имея в кармане один пфенниг. Так завершилась первая в моей жизни натурная съемка».
Эта история – готовый сценарий остросюжетного фильма, который зритель, захваченный постоянными перипетиями, наверняка бы смотрел, не отрываясь от экрана ни на минуту. На умении увидеть в обычных ситуациях механизм создания кинокартины и основано мастерство Хичкока-режиссера. «Замыслил я побег...»
Агрессивность и враждебность окружающего мира Хичкок чувствовал с детства и пронес эти ощущения через всю свою жизнь. Его предки были ирландцами-католиками, а к ним англичане-протестанты относились как к людям второго сорта. Национально-религиозный комплекс усугублялся физическими недостатками и чрезмерной мнительностью Хичкока: ему казалось, что из-за того, что он толстый, дети не захотят с ним общаться, и поэтому он часто оставался в стороне от игр сверстников. Его единственная попытка вписаться в образ жизни обычных людей так и не увенчалась успехом. Когда началась Первая мировая война, ему было всего пятнадцать лет. Как и многие мальчишки, он мечтал попасть добровольцем на фронт. Но из-за непомерной полноты (Хичкок «заедал» свои стрессы, страхи и их ожидания) его зачислили в резерв, где обучали подрывному делу и постоянно подшучивали над его комплекцией.
В своем восприятии действительности он навсегда так и остался пугливым ребенком, старающимся избежать любого столкновения с реальностью. Лучшим выходом из сложившейся ситуации для него стал уход в мир грез и иллюзий – кинематограф. Когда в 1920 году американская кинокомпания Famous Players – Lasky (будущая студия Paramount) дала в газетах объявление о наборе технического персонала, Хичкок пришел одним из первых. Его желанию работать в кино не помешали ни стеснительность, ни нелюдимость.
Съемки фильма становились для Хичкока своеобразными сеансами психоанализа. Когда он работал над очередной лентой, он пытался снова и снова пережить шоковые ситуации и в конце концов избавиться от неприятных воспоминаний, но у него это не очень-то получалось: как в болоте, он «застрял» в собственных переживаниях и на протяжении десятилетий вплетал в ткань своих картин нити сквозных мотивов. Абсурдный, агрессивный и опасный мир был одним из них. Главный герой мог внезапно для самого себя оказаться шпионом, за которым начинают охотиться спецслужбы, владелец гостиницы – редкостным психом, страдающим раздвоением личности, а улыбчивый галантерейщик – маньяком – душителем женщин. Но самым показательным, пожалуй, в этом смысле был фильм «Птицы», в котором любовь молодой богатой девушки к начинающему адвокату разворачивается на фоне беспричинного нападения на людей безобидных на первый взгляд пернатых. Напряженная тревожность общей атмосферы фильма только усиливалась оттого, что Хичкок сделал саундтреком утрированный шелест птичьих крыльев. После выхода картины многие зрители, услышав похожие звуки, начинали с опаской смотреть на птиц – настолько убедителен был Хичкок.
А самой знаменитой иллюстрацией немотивированной агрессии можно с уверенностью назвать сцену из фильма «На север через северо-запад». В ней главный герой, оказавшийся по стечению обстоятельств на кукурузном поле, подвергается внезапной атаке самолета.
Страхуясь от случайностей непредсказуемого и враждебного мира, Хичкок детально его изучал. На съемках очередной ленты он изводил актеров вопросами об их персонажах: что герою дарили в детстве на день рождения, какой цвет волос у его жены, которая, кстати, никогда не появляется в картине, с чем любит пить чай его престарелая тетушка. Хичкок, всю жизнь боявшийся путешествий и вообще любых перемен, коллекционировал автобусные, пароходные и железнодорожные маршруты, знал наизусть названия и местоположение городов и их карты, он собирал имена портных и ресторанные меню. В 1940 году по приглашению продюсера Дэвида Селзника (он был также продюсером фильма «Унесенные ветром») он переехал в Америку. Уже во время первого интервью режиссер удивил журналистов своим знанием Нью-Йорка. Журналисты поинтересовались, когда он успел там побывать, и довольный Хичкок ошарашил их ответом: «Я там никогда не был».
В кинокомпании Famous Players – Lasky Хичкок нашел не только дело всей жизни, но и жену – ею стала монтажер Альма Ревилль. Если погружение в кино позволяло убежать от столкновений с окружающим миром и упорядочивало жизнь Хичкока, то проблемы, неизбежно возникающие в кинопроцессе, решала Альма.
Супружеская чета Хичкоков не укладывалась в привычную голливудскую схему «жена режиссера – его муза». Вдохновляли Хичкока его собственные комплексы и страхи, Альме же доставалась более прозаическая роль. Хичкок, наученный горьким опытом, подсознательно ждал удара в спину, и Альма удачно прикрывала «тылы». С ней он был как за каменной стеной, а если ее не оказывалось поблизости, чувствовал себя беспомощным ребенком. Достаточно снова вернуться к эпизоду съемок фильма «Сад наслаждений». В тот раз Альма не могла поехать вместе с Хичкоком, и пока она не появилась на съемках, они были для режиссера сплошным кошмаром. Его инфантилизм доходил до такой степени, что он не мог расставаться с женой надолго: без «посредника» между собой и реальным миром он чувствовал себя неуютно. Когда однажды Альма задержалась в гостях у подруги, актрисы Анны Бакстер, Хичкок настолько возненавидел Бакстер, что больше никогда не приглашал ее сниматься.
Все изменилось с началом болезни Альмы. В 1958 году ее прооперировали по поводу рака, а в 1971 и 1975 годах она перенесла инсульты. Несмотря на лучших врачей и нежный уход мужа Альма оставалась парализованной. Каменная стена рухнула, и Альфред Хичкок оказался перед лицом окружающего мира – агрессивного и абсурдного. Новую стену он начал возводить с помощью чрезмерного употребления алкоголя. Альму заменил зеленый змий. С каждым месяцем он пил все больше и отчаяннее. Его не останавливала даже болезнь сердца – ему вшили кардиостимулятор. Напившись, он расстегивал рубашку и демонстрировал всем четырехугольный предмет, вмонтированный в грудную клетку: «Он рассчитан на десять лет».
Его юбилей, проводившийся Академией киноискусств, превратился для организаторов в настоящий хичкоковский кошмар – с саспенсом и предсказуемой развязкой. Они боялись, что он напьется (предполагалась прямая телетрансляция), прятали от него все утро спиртное, но не уследили – к началу торжества Хичкок был изрядно пьян. На телеэкране этот «триллер» выглядел прилично только благодаря мастерству оператора.
Подглядывающий
В одном из хичкоковских фильмов – «Окно во двор», главный герой из-за сломанной ноги вынужден сидеть дома и наблюдать за своими соседями по двору через открытое окно. И если затворничество и «подглядывание» героя Джеймса Стюарта было вынужденным, то сам Хичкок такую жизненную позицию выбрал добровольно: люди казались ему опасными, но занятными. Желание подсматривать проявилось в нем с самого детства. По воскресеньям, когда вся семья приходила в церковь, он бывал счастлив, если ему удавалось ускользнуть и спрятаться за орган. Из своего надежного укрытия он внимательно следил за паствой: кто пребывал в благоговейном состоянии, кто шептался, кто откровенно скучал, кто флиртовал. Роль стороннего зрителя была его любимой ролью на протяжении всей жизни: и в иезуитском колледже, и на съемочной площадке, и дома, и в гостях.
В колледже Хичкок никогда не принимал участия в детских играх – он почему-то априори решил, что никто не захочет водиться с толстым мальчиком, и на всякий случай отгородился ото всех высокомерием. Старый отец-иезуит Хью Грей в 60-е годы так вспоминал о своем бывшем соученике по колледжу: надменный и важный отличник-всезнайка, всеобщий нелюбимец. Привычная сценка: маленький Альфред стоит, привалившись к стволу дерева, и презрительно взирает на ровесников, самозабвенно гоняющих мяч. Постепенно его «наблюдательность» приобрела очевидные садистские черты.
Став известным режиссером, он не только следил за течением жизни, оставаясь на берегу, но и часто моделировал «критические» ситуации, из которых окружающие его люди должны были искать выход, – он получал истинное наслаждение, наблюдая за реакцией «подопытных». Гэги – грубоватые, ставящие человека в глупое положение розыгрыши были его любимым развлечением. Все эксперименты Хичкока над знакомыми проходили отнюдь не после команды «Мотор!». Он настолько увлекался своими «опытами», что терял грань между реальностью и вымышленным миром кино, между шуткой и откровенным издевательством.
Актера и актрису, которые в одном из его фильмов должны были играть парочку, проведшую закованными в наручники чуть ли не сутки, Хичкок на съемочной площадке подверг таким же испытаниям, как и их героев. Он заковал их в наручники, как бы для съемок, и объявил, что потерял ключ. Позже он признавался, что ему было интересно, как разнополые люди могут провести много времени «скованными одной цепью». Ведь, в конце концов, им захочется посетить туалет, как они будут решать эту проблему?
Одной своей знакомой – обладательнице фешенебельной квартиры с центральным отоплением – он подарил две тонны каменного угля. Другой прислал четыреста копченых селедок – Хичкок знал, что несчастную мутит при одном упоминании о рыбе. Кошмаром для его сотрудников, ютившихся в крохотной квартирке, стал презент шефа – чудовищных размеров шкафы и кровати. Актера сэра Геральда дю Морье (мужа писательницы Дафны дю Морье, по чьим книгам Хичкок снял фильмы «Ребекка» и «Птицы») он пригласил на бал-маскарад. Тот пришел в костюме турецкого султана и обнаружил, что все остальные одеты в смокинги. Своим гостям (особенно благовоспитанным аристократам) Хичкок подкладывал на диван специальные подушечки, которые в момент, когда на них садились, издавали неприличный звук. Позднее он делился своими впечатлениями: «Представьте, к вам в гости приходят высокомерные аристократы. Вы расшаркиваетесь перед ними, ведете их к дивану, усаживаете – и в этот момент диванные подушки издают неприличный звук. Такую шутку я практиковал довольно часто – из удовольствия посмотреть на их лица».
Джентльмены предпочитают блондинок?
Взаимоотношения Хичкока с блондинками достойны стать темой для отдельного исследования психологов и психиатров. До двадцати семи лет, пока он не женился на Альме Ревилль, Хичкок даже и не пытался выстраивать отношения с противоположным полом: заводить знакомства с девушками ему мешали комплексы по поводу собственной комплекции, а к проституткам его «не пускало» католическое воспитание. На Альме он женился по двум причинам. Во-первых, она проявила к нему интерес и не оттолкнула его, а во-вторых, стала посредником между ним и окружающим миром. Однако миниатюрная, рыжеволосая, энергичная Альма была полной противоположностью хичкоковского идеала женщины – ему нравились пышногрудые, сексуально-томные блондинки. Когда Альма это поняла, она перекрасила волосы в светлый цвет, но это ничего не изменило в их отношениях. В союзе Альмы Ревилль и Альфреда Хичкока было взаимопонимание двух профессионалов, нежность и уважение, но не было любви и страсти.
Хичкок любил блондинок и ненавидел их одновременно. Не случайно все его ведущие актрисы как на подбор были светловолосыми appeal: Грейс Келли, Типпи Хедрен, Ингрид Бергман, Ким Новак, Ева Мария Сейнт, Дженет Ли, Вера Майлз. Однако все они таили в себе опасность и были величайшим искушением – их героини чаще всего становились если не причиной смерти клюнувших на их прелести мужчин, то источником многих неприятностей. Они обманывали представителей сильного пола, втягивая их в грязные интриги и, играя на их страхах («Головокружение»), соблазняли, а потом подвергали смертельной опасности («На север через северо-запад»), обворовывали («Марни»).
Во всей фильмографии Хичкока едва ли наберется пять положительных «блондинистых» образов. Может быть, потому, что блондинки подсознательно внушали ему страх, он расправлялся с ними хотя бы в фильмах: они падали с колокольни – как в «Головокружении», их убивали прямо в дýше маньяки – как в «Психо», их пытались уничтожить разными способами – как в «На север через северо-запад», их душили галстуками – как в «Исступлении». Впрочем, и в жизни Хичкок не отличался особой политкорректностью и часто высказывался за спиной своих актрис не самым лучшим образом. Избежать подобной участи удалось лишь одной из них – Грейс Келли.
О Ким Новак, сыгравшей у него главную роль в фильме «Головокружение», он и через много лет после съемок не мог говорить без ярости и отвращения, за которыми, впрочем, чувствовалось подавленное вожделение: «Она была такой вульгарной, у нее были такие полные губы, такие толстые ляжки, такая большая, обтянутая свитером, лишенная малейших признаков бюстгальтера грудь!»
С Типпи Хедрен режиссер обошелся еще более жестоко, потому как отыгрался не на ней, а на ее маленькой дочке. Дело в том, что Типпи Хедрен дважды (в «Птицах» и «Марни») заменяла Грейс Келли, которая вышла замуж за принца Монако и перестала сниматься в кино. Хичкок видел сходство двух актрис и надеялся, что со временем Хедрен сможет стать второй Грейс Келли. Хедрен же не хотела становиться никем, кроме самой себя. Однажды после длительного выяснения отношений Хичкок подарил пятилетней дочке Хедрен Мелани (будущая актриса Мелани Гриффит) маленький сосновый гробик, в котором лежала кукла с лицом ее мамы.
Как-то, засидевшись после работы, Хичкок и его сценарист разговорились об Ингрид Бергман, актрисе, которая снималась у него и которая уехала в Европу вместе с итальянским режиссером Роберто Росселини. После третьего стакана Хичкок прокричал почти в истерике: «Она была влюблена в меня в течение тридцати лет, она всю жизнь сходила по мне с ума... Она бросалась ко мне на кровать, она плакала, она рыдала...»
Собеседник отлично знал, что это всего лишь фантазии, но был поражен возбужденным состоянием Хичкока. А тот схватил кусок бумаги и начал набрасывать свой профиль с чудовищным животом – казалось, он смакует собственное уродство. Опомнившись, Хичкок наконец бросил свои рисовальные экзерсисы и стремительно вышел из комнаты. Он всегда оставался верен жене – и собственным фантазиям.
Фильмы Альфреда Хичкока, которые стоит посмотреть
1. «На север через северо-запад» (1959 год). Матрица для всех последующих «бондиан».
2. «Птицы» (1963 год). После просмотра начинаешь с опаской поглядывать даже на воробьев.
3. «Психо» (1960 год). Самый известный триллер, самое совершенное убийство на экране.
4. «Тень сомнения» (1943 год). Не доверяете незнакомцам? Приглядитесь сначала к родственникам...
5. «Ребекка» (1940 год). Иногда ОНИ возвращаются.
Самые любопытные факты из кинематографической жизни Хичкока
1. Хичкок обязательно появляется в каждом своем фильме в эпизодической роли (так называемые камео): то читает газету в редакции, то проходит по коридору гостиницы со своими любимыми мопсами, то идет выбрасывать мусор или звонит в телефонной будке.
2. Хичкок номинировался на «Оскар» целых пять раз – за фильмы «Ребекка», «Спасательная шлюпка», «Завороженный», «Окно во двор», «Психо», – однако так никогда и не получил премию Американской киноакадемии.
3. Dream Team Альфреда Хичкока выглядит приблизительно так. Сопродюсер и ассистент режиссера: Альма Ревилль. Актеры: Грейс Келли, Ингрид Бергман, Типпи Хедрен, Кэрри Грант, Джеймс Стюарт. Оператор: Роберт Беркс. Композитор: Бернард Херрманн.
4. Альфред Хичкок был известен своим пренебрежительным отношением к актерам, о которых он говорил: «Актеры – это домашний скот», «Разве можно уважать человека, который живет тем, что гримируется?» или «Когда актер хочет обсудить со мной психологию персонажа, я отвечаю: «Это написано в сценарии». Когда спрашивает: «Но какова моя мотивация?», я отвечаю: «Ваша зарплата».
5. Фильм «Психо» Хичкок специально снял на черно-белую пленку. «Мне показалось, – комментировал впоследствии Хичкок, – что в цвете кровь будет выглядеть неестественно. Тем более что у большинства она ассоциируется с черно-белыми фотографиями в газетных криминальных хрониках». После выхода фильма Хичкоку звонили разгневанные родители и говорили, что теперь их дочери боятся принимать душ. «Отдайте их в химчистку», – отвечал им довольный Хичкок.
Cigar Clan 4'2004. Юлия Зорина
