Hasta siempre, comandante!
- 28.08.2012 00:23
После казни легендарного команданте Че, аргентинского аристократа Эрнесто Гевары де ла Серна, крестьяне боливийского села Кочабамба придумали своеобразную литанию, странную разновидность молитвы: «Бедненький Че, смилуйся, сотвори чудо, сделай так, чтобы моя корова выздоровела. Выполни мою просьбу, бедняжка Че!».
Военные, убившие команданте, допустили серьёзную ошибку, надеясь таким образом изгнать из мира дух мятежного Че. В первые дни после гибели революционера они пытались доказать, что он несомненно мёртв, предъявляя миру пугающие фотографии трупа.
В соответствии с христианской традицией поклонения замученному Христу, этот фотографический образ вызывал определённый строй ассоциаций: мученическая смерть, искупление и воскресение. Так началась вторая жизнь легендарного революционера. Жизнь после смерти. Имя Че Гевары слышали все — а как дело доходит до биографии, до реальных фактов, память даёт сбой и отказывается ворошить историю. В итоге биографические подробности про Че у нас в стране знают разве что горячие поклонники, а представить человека-легенду реальной личностью могут, наверное, единицы. Что и неудивительно. Куба, безусловно, рядом, но вот Гаванский центр исследований жизни и деятельности Че Гевары (сегодня его возглавляет вдова революционера) точно далеко.
Сократить это расстояние, объяснить феномен культа личности легендарного революционера призвана открывшаяся в 2009 году в столичной галерее «Дом Нащокина» выставка «Че. Hasta siempre!» («Встретимся в вечности!»), подготовленная при содействии Министерства иностранных дел РФ и Посольства России на Кубе.
Экспозиция приурочена к пятидесятилетию победы Кубинской революции и охватывает жизненный путь легендарного команданте Эрнесто Че Гевары — начиная с первых шагов и заканчивая вечностью.
Задумывая публикацию, мы не планировали освещать биографию революционера или представить его в каком-то новом свете. И уж тем более не претендовали на уникальность.
Мы обратились к этой теме не только потому, что Че Гевара был крупной исторической личностью и самым харизматичным революционером планеты, но ещё и потому, что спустя почти полвека с момента его смерти люди во всём мире продолжают думать, говорить и спорить о нём.
Как и когда в голове аргентинского аристократа родилась мысль, что жизнь — это перманентная революция, а «революции без стрельбы не бывает» — неизвестно. Скорее всего, он, как и его любимый герой Дон Кихот, был одержим идеей справедливости. Об этом говорят его дела, об этом свидетельствуют его прощальные письма, в которых сквозит горечь разочарования. Но не поражения. Он не сдался, и мы встретились. Встретились в вечности.
Письмо Фиделю Кастро
Фидель!
В этот час я вспоминаю о многом, о том, как я познакомился с тобой в доме Марии-Антонии, как ты предложил мне поехать, о всей напряжённой подготовке.
Однажды нас спрашивали, кому нужно сообщить в случае нашей смерти, и тогда нас поразила действительно реальная возможность такого исхода. Потом мы узнали, что это на самом деле так, что в революции (если она настоящая революция) или побеждают, или погибают. Многие остались там, на этом пути к победе.
Сейчас всё это имеет менее драматическую окраску, потому что мы более зрелы, но всё же это повторяется. Я чувствую, что я частично выполнил долг, который связывал меня с кубинской революцией на её территории, и я прощаюсь с тобой, с товарищами, с твоим народом, который уже стал моим. Я официально отказываюсь от своего поста в руководстве партии, от своего поста министра, от звания майора, от моего кубинского гражданства. Официально меня ничто больше не связывает с Кубой, кроме лишь связей другого рода, от которых нельзя отказаться так, как я отказываюсь от своих постов.
Обозревая свою прошлую жизнь, я считаю, что я работал достаточно честно и преданно, стараясь укрепить победу революции. Моя единственная серьёзная ошибка—это то, что я не верил в тебя ещё больше с самого первого момента в Сьерра_Маэстре, что я недостаточно быстро оценил твои качества вождя и революционера. Я прожил замечательные дни, и, будучи рядом с тобой, я ощущал гордость оттого, что я принадлежал к нашему народу в самые яркие и трудные дни карибского кризиса.
Редко когда твой талант государственного деятеля блистал так ярко, как в эти дни, и я горжусь также тем, что я последовал за тобой без колебаний, что я мыслил так же, как ты, так же видел и так же оценивал опасности и принципы.
Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара. Я могу сделать то, в чём тебе отказано, потому что ты несёшь ответственность перед Кубой, и поэтому настал час расставанья. Знай, что при этом я испытываю одновременно радость и горе, я оставляю здесь самые светлые свои надежды созидателя и самых дорогих мне людей… Я оставляю здесь народ, который принял меня, как сына, и это причиняет боль моей душе. Я унесу с собой на новые поля сражений веру, которую ты в меня вдохнул, революционный дух моего народа, сознание, что я выполняю самый священный свой долг—бороться против империализма везде, где он существует; это укрепляет мою решимость и сторицей излечивает всякую боль. Я ещё раз говорю, что снимаю с Кубы всякую ответственность, за исключением ответственности, связанной с её примером. И если мой последний час застанет меня под другим небом, моя последняя мысль будет об этом народе и в особенности о тебе. Я благодарю тебя за твои уроки и твой пример, и я постараюсь остаться верным им до конца. Я всегда отождествлял себя с внешней политикой нашей революции и отождествляю до сих пор. Где бы я ни находился, я буду чувствовать свою ответственность как кубинский революционер и буду действовать как таковой. Я не оставляю своим детям и своей жене никакого имущества, и это не печалит меня. Я рад, что это так. Я ничего не прошу для них, потому что государство даст им достаточно для того, чтобы они могли жить и получить образование.
Я мог бы сказать ещё многое тебе и нашему народу, но я чувствую, что это не нужно; словами не выразить всего того, что я хотел бы, и не стоит зря переводить бумагу. Пусть всегда будет победа! Родина или смерть! Тебя обнимает со всем революционным пылом
Че.
1 апреля 1965 года
Письмо родителям
Дорогие старики!
Я вновь чувствую своими пятками рёбра Росинанта, снова, облачившись в доспехи, я пускаюсь в путь.
Около десяти лет тому назад я написал Вам другое прощальное письмо.
Насколько помню, тогда я сожалел, что не являюсь более хорошим солдатом и хорошим врачом; второе уже меня не интересует, солдат же из меня получился не столь уж плохой. В основном ничего не изменилось с тех пор, если не считать, что я стал более сознательным, мой марксизм укоренился во мне и очистился. Считаю, что вооружённая борьба—единственный выход для народов, борющихся за своё освобождение, и я последователен в своих взглядах. Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я искатель приключений особого рода, из той породы, что рискуют своей шкурой, дабы доказать свою правоту. Может быть, я пытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу такого конца, но он возможен, если логически исходить из расчёта возможностей. И если так случится, примите моё последнее объятие.
Я любил Вас крепко, только не умел выразить свою любовь. Я слишком прямолинеен в своих действиях и думаю, что иногда меня не понимали. К тому же было нелегко меня понять, но на этот раз—верьте мне. Итак, решимость, которую я совершенствовал с увлечением артиста, заставит действовать хилые ноги и уставшие лёгкие. Я добьюсь своего.
Вспоминайте иногда этого скромного кондотьера XX века.
Поцелуйте Селию, Роберто, Хуана-Мартина и Пототина, Беатрис, всех. Крепко обнимает Вас Ваш блудный и неисправимый сын
Эрнесто.
1 апреля 1965 года
Моим детям
Дорогие Ильдита, Алеидита, Камило, Селия и Эрнесто!
Если когда-нибудь вы прочтёте это письмо, значит, меня не будет среди вас. Вы мало что вспомните обо мне, а малыши не вспомнят ничего.
Ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и, несомненно, жил согласно своим убеждениям. Растите хорошими революционерами. Учитесь много, чтобы овладеть техникой, которая позволяет властвовать над природой. Помните, что самое главное—это революция и что каждый из нас в отдельности ничего не значит.
И главное, будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта революционера.
До свидания, детки, я надеюсь ещё вас увидеть.
Папа шлёт вам большущий поцелуй и крепко обнимает вас.,
1 апреля 1965 года
Письма жене
Моя единственная!
Что же ты сотворила с моей бедной старой бронёй, что я только и мечтаю о твоих объятиях, запахе, твоих сдержанных ласках, твоих прикосновениях? Здесь не то что в Сьерра-Маэстре: нет у меня ощущения созидания чего-то и уж тем более удовлетворения от того, что делаю. Здесь все происходит так медленно, как будто война начнётся нескоро. На данный момент твой страх за меня так же безоснователен, как и ревность. Вся моя деятельность сейчас ограничена изучением французского, суахили и медицины. Поцелуй от меня всех детей (в том числе и Ильдиту). Сфотографируй всех вместе и пришли мне фотографию.
И ещё одной моей девочке: учи французский, занимайся медициной и люби меня. Целую долго, как будто при встрече,
Любящий тебя
Тату*
Не шантажируй меня. Ты не можешь приехать сюда ни сейчас, ни через три месяца. Через год—другое дело, посмотрим ещё. Мы должны очень серьёзно относиться к такому шагу. Здесь ты будешь бойцом, товарищем, а не женщиной, и ты должна подготовиться к этому, хотя бы выучив французский… Так прошла большая часть моей жизни: я вынужден обуздывать свои чувства и личные желания, и люди вокруг меня думают, что имеют дело с машиной. Помоги же мне сейчас, Алейда, будь сильной и не создавай проблем, которые попросту невозможно решить. Ты знала, за кого выходила замуж. Выполняй свою часть нашего с тобой долга, чтобы было легче преодолевать всё то, что мы должны преодолеть.
Люби меня, люби меня страстно, но и пойми. Мой путь ясен, и ничто не остановит меня, кроме смерти. Не нужно жалеть себя, борись и побеждай, и мы преодолеем трудные участки пути вместе.
Воспитывай детей. Не балуй их чрезмерно, особенно Камило. И не думай о том, чтобы покинуть их. Это несправедливо. Они—часть нас.
Тебя обнимает долго и нежно
твой Тату
Моя любимая!
Мне удалось написать тебе ещё одно письмо… Всё случилось не так, как задумывалось. Подробности развязки тебе поведает Османи (Сьенфуэгос), скажу только, что моё войско, которым я сначала очень гордился и в котором был уверен, рассеивалось постепенно, а точнее, таяло, как сливочное масло на горячей сковороде, и в результате совсем исчезло. Я вернулся дорогой разочарований с эфемерным войском…
Разлука обещает быть долгой. Я надеялся было встретиться с тобой во время передышки—борьба предстоит длительная, но не получилось.
Когда я находился в этой своей чиновничьей норе, я мечтал делать то, что делаю сейчас, а нынче я скучаю по тебе и детям, которые растут без меня. Какое должно быть странное представление у них обо мне и как им должно будет трудно полюбить меня однажды по-настоящему, как отца, живого и близкого, а не по обязанности, как далёкого и знаменитого, которого положено почитать.
Сейчас, когда я заперт тут, как в темнице, и вокруг нет врагов, и ничего не происходит, потребность в тебе стала совсем острой, невыносимой и даже физической — её не могут теперь унять ни Карл Маркс, ни Владимир Ильич.
Воспитывай детей. Особенно я волнуюсь за мальчиков. И уговори моего старика их всех навестить. Обними от меня твоих стариков. И прими, наконец, предназначенный тебе со всей отчаянной нежностью, какая только может быть—поцелуй.
Рамон**
28 ноября 1965 года, Танзания
* «Тату» означает «три» на суахили. Во время своего пребывания в Африке Че подписывался именно так.
** Тогдашний псевдоним Че.
Cigar Clan 3'2009. Влада Убожкова
